Диана Уинн Джонс

Ведьмина неделя

Миры Крестоманси – 3

Сканирование, распознавание — Маша; вычитка — Анастасия

Аннотация

Этот мир во всем похож на наш, только там, во-первых, гораздо больше волшебства, и, во-вторых, за колдовство отправляют на костер. Но вот приближается Хэллоуин — самое волшебное время в году, и в школе-интернате, где учатся дети сожженных и арестованных ведьм и колдунов, начинают происходить странные, а потом и зловещие события. Выясняется, что кто-то во втором "игрек” — колдун. Школу лихорадит, вот-вот появится страшный инквизитор, а дети — некрасивая застенчивая Нэн, затюканный одноклассниками Брайан, скрытный Чарлз, умница Нирупам — один за другим обнаруживают, что не колдовать у них просто не получается. И все это неминуемо должно кончиться очень плохо, но детям удается раздобыть старинное, но, говорят, очень мощное заклинание — "Крест-ома н-си”...

Глава первая

В записке говорилось:

КОЕ-КТО В ЭТОМ КЛАССЕ КОЛДУЕТ.

Записка, нацарапанная печатными буквами обычной синей шариковой ручкой, обнаружилась в стопке тетрадей, которые проверял мистер Крестли, её мог написать кто угодно. Мистер Крестли взглянул поверх опущенных голов второго "игрек”. Было совершенно непонятно, что теперь делать.

Мистер Крестли решил не докладывать директрисе: возможно, это просто глупая шутка, а чувство юмора у мисс Кэдвалладер такое мизерное, что о нем и говорить нечего. А вот кому стоит сообщить — так это мистеру Уэнтворту, завучу. Но главная беда в том, что во втором "игрек” учится сын мистера Уэнтворта: вон тот худенький мальчик на задней парте, с виду моложе сверстников, и есть Брайан Уэнтворт. Нет уж. Мистер Крестли подумал, что лучше просто попросить того, кто написал записку, явиться с повинной. Тогда можно будет, объяснив несмышлёнышу, что нельзя бросаться такими серьезными обвинениями, отпустить проказника на все четыре стороны мучиться угрызениями совести.

Мистер Крестли откашлялся, собираясь заговорить. Второй "игрек” с надеждой поднял головы, но мистер Крестли уже передумал. Был "час дневника”, а "час дневника” — время настолько важное, что отвлекать детей разрешается только в самом чрезвычайном случае. С этим в Ларвуд-Хаус было очень строго.

В государственной школе-интернате Ларвуд-Хаус вообще-то очень строго было почти со всем, потому что там учились сироты из семей колдунов, ведьм и вообще трудные дети. Дневники придумали для того, чтобы помочь детям справиться со своими трудностями. Предполагалось, что дневник — дело сугубо личное. Ежедневно полчаса отводилось на то, чтобы все до единого ученики поверяли дневнику самые сокровенные мысли и чувства, жизнь на это время замирала. Мистер Крестли был просто в восторге от такой педагогической находки.

Но на самом деле мистер Крестли передумал говорить вовсе не из уважения к дневникам: его посетила кошмарная мысль, что в записке вполне могла быть чистая правда. Во втором "игрек” запросто мог оказаться колдун. Кто именно во втором "игрек” сирота из семьи колдунов, знает только мисс Кэдвалладер, но мистер Крестли подозревал, что их там немало. Другие классы преисполняли мистера Крестли гордостью за ремесло педагога, работать с ними было сущим наслаждением! Второй "игрек”, никого ничем не преисполнял. Гордиться в нем можно было только двумя учениками: Терезой Муллетт и Саймоном Силверсоном — это были действительно образцовые ученики. Девочки отчаянно старались поспеть за Терезой, а где-то в хвосте плелись пустышки и болтушки наподобие Эстель Грин, или, наоборот, эта вечно кислая Нэн Пилигрим — вот уж действительно странная барышня... Мальчики разбились на компании. Некоторые пытались следовать примеру Саймона Силверсона, многие держались возле хулигана Дэна Смита, а кто-то дружил с этим высоким индийцем — Нирупамом Сингхом. Были и одиночки: Брайан Уэнтворт, например, или еще Чарлз Морган, на редкость неприятный мальчишка.

Тут мистер Крестли посмотрел на Чарлза Моргана, а Чарлз Морган ответил ему своим знаменитым взглядом — пустым и гнусным. Чарлз носил очки с сильными линзами, отчего гнусный взгляд становился еще гнуснее, и сейчас он вонзился в мистера Крестли, словно двойной лазер. Мистер Крестли поспешно отвел глаза и вернулся к тревожным думам о записке. Второй "игрек” оставил надежды на то, что случится что-нибудь интересненькое, и со вздохом вернулся к дневникам.

28 октября 1981 г.,  — писала Тереза Муллетт округлым ангельским почерком. — М-р Крестли нашел в наших тетрадках какую-то записку. Сначала я подумала, что она скорее всего от мисс Ходж, потому что мы же все знаем, что Пух умирает от любви к ней, но потом он так разнервничался, что я думаю, это от какой-нибудь дурочки вроде Эстель Грин. Нэн Пилигрим сегодня на физкультуре опять не смогла перепрыгнуть через коня. Прыгнула и так и застряла на полдороге. Мы все смеялись.

Саймон Силверсон писал:

28.10.81. Интересно, кто подсунул записку в наши тетради по географии? Когда я их собирал, бумажка выпала, но я положил ее обратно. Если бы ее нашли на полу, нас бы всех наказали. Разумеется, это совершенно секретная информация.

Вот уж не знаю,  — задумчиво выводил Нирупам Сингх, — как это другие умудряются столько писать в дневниках, ведь ежу понятно, что мисс Кэдвалладер на выходных их читает. Я вот никогда не пишу свои тайные мысли. А теперь я расскажу про индийский фокус с веревочкой, который я видел в Индии, когда папа еще не переехал в Англию . . .

Через две парты от Нирупама Дэн Смит основательно пожевал колпачок ручки — и наконец нацарапал:

Ну, вопчем чево писать тайные чуства когда велят? вопчем никакой радасти и нипанятна чаво писать. Тогда они вопчемто и нетайные палучаюца.

Кажется, —  писала Эстель Грин, — сегодня у меня не было никаких тайных мыслей, только страшно интересно, что там, в записке от мисс Ходж, которую Пух только что нашел. Наверное, она его отвергла!

На задней парте Брайан Уэнтворт, вздыхая, выводил:

Беда в том, что мне никак не приспособиться к расписанию. На географии я придумал, как поехать из Лондона в Багдад через Париж. На следующем уроке подумаю, как туда добраться через Берлин…

Между тем, каракули Нэн Пилигрим гласили:

Тому, кто читает наши дневники. Это мисс Кэдвалладер? Или мисс Кэдвалладер заставляет мистера Уэнтворта?

Нэн уставилась на написанное, ошеломленная собственной отвагой. Такое с ней иногда случалось. Ладно, подумала она, дневников в школе сотни и в них сотни записей. Шансов, что мисс Кэдвалладер прочтет именно эту, очень мало, особенно если постараться и дальше написать что-нибудь поскучнее.

Буду писать скучное:  — продолжала она. — Пуха Крестли на самом деле зовут Харалд, но его прозвали Пухом из-за гимна, который начинается "Крест ли мой с радостью несть”. Ну конечно, все поют "Крестли – веселый медведь”. Мистер Крестли действительно веселый. Он думает, что все должны быть бодрыми, честными, благородными и любить географию. Мне его жалко…

Но по-настоящему скучно вел дневник только Чарлз Морган. Вот что он записал:

Я проснулся. За завтраком было жарко. Не люблю овсянку. Второй урок был труд, но недолго. Кажется, следующий шахматы...

Тут уж, конечно, можно подумать, что Чарлз или совсем тупой, или все путает, или и то и другое. Любой ученик из второго "игрек” скажет, что утро выдалось холодное, а на завтрак дали кукурузные хлопья. Вторым уроком была физкультура, тогда-то Нэн Пилигрим и насмешила Терезу Муллетт, не сумев прыгнуть через коня, а следующим будет музыка, а вовсе не шахматы. Только Чарлз писал совсем не о распорядке дня: он действительно описывал свои тайные мысли, но зашифровал их личным шифром, которого не знал никто!

Все его записи начинались со слов "Я проснулся”.  Это значило: "Ненавижу эту школу!”. Когда он написал, что не любит овсянку, это была истинная правда, только слово "овсянка”  означало Саймона Силверсона. Саймон был овсянкой на завтрак, картошкой на обед и хлебом к чаю. У всех врагов Чарлза были свои обозначения. Дэн Смит — кукурузные хлопья, капуста и масло. Тереза Муллетт — молоко.

А вот слова "было жарко”  вообще не имели отношения к школе: Чарлз имел в виду, что за завтраком он вспомнил, как жгли колдуна. Сколько бы он ни старался забыть об этом, страшная картина вставала у него перед глазами, стоило хоть чуточку отвлечься. Чарлз был тогда совсем маленький, еще в прогулочной коляске. Коляску везла старшая сестра Бернадина, мама отошла чего-то купить, а они переходили дорогу, с которой было видно Рыночную площадь. Там что-то вспыхивало и толпились люди. Бернадина остановила коляску посреди улицы, чтобы поглазеть. Они с Чарлзом увидели, как поджигают костер, самого колдуна тоже увидели — это был высокий толстяк. Тут налетела мама и потащила Бернадину прочь по улице.

— Нельзя смотреть на колдунов! — сказала мама. — Так поступают только очень нехорошие люди!

Так что Чарлз успел увидеть колдуна только мельком. Его всегда поражало, что Бернадина начисто забыла об этом случае. Поэтому на самом деле в дневнике говорилось, что во время завтрака он опять вспомнил колдуна, но снова забыл про него, потому что Саймон Силверсон слопал все гренки.

Написав, что вторым уроком был труд, Чарлз имел в виду, что потом он подумал и про ведьму, а про ведьму Чарлз думал редко. "Трудом”  называлось все приятное. Урок труда был раз в неделю и Чарлз выбрал это слово для шифра, потому что ничего приятного в Ларвуд-Хаус чаще, чем раз в неделю, случиться не могло. Вспоминать про ведьму Чарлзу нравилось: она была совсем молоденькая и довольно симпатичная, хотя растрепанная и в драной юбке. Она перелезла через ограду в дальнем конце сада и захромала по камням к лужайке, держа нарядные туфли в руке. Чарлзу тогда было девять и он на лужайке присматривал за младшим братишкой. Ведьме повезло: родителей дома не было.

Чарлз сразу понял, что она ведьма. Она совсем запыхалась и была страшно перепугана. У соседних домов слышались крики и полицейские свистки. Да и кто, кроме ведьмы, будет бегать от полиции среди бела дня и в узкой драной юбке? Но на всякий случай он решил в этом удостовериться.

— Чего это вы решили прятаться в нашем саду? — спросил он.

Ведьма в отчаянии запрыгала на одной ноге. На другой у нее была большая мозоль, а чулки были все в дырах и стрелках.

— Я ведьма!… — выпалила она. — Мальчик, миленький, помоги мне, пожалуйста!

— Так наколдуйте что-нибудь, — посоветовал Чарлз.

— Не могу я колдовать, когда так страшно! — пискнула ведьма.— Я пробовала — все наперекосяк выходит! Мальчик, миленький, пожалуйста, можно мне выйти через дом на улицу? Только никому не рассказывай! Я сделаю так, что тебе всю жизнь будет везти! Честное слово!

Чарлз посмотрел на нее тем пристальным взглядом, который почти всем казался пустым и гнусным. Он видел, что она говорит правду. Еще он видел, что она поняла его взгляд так, как мало кто понимал.

— Через кухню, — распорядился он. И провел ведьму в рваных чулках через кухню и прихожую к парадной двери.

— Спасибо! — шепнула она. — Ты просто лапочка. — Она улыбнулась ему, поправила прическу перед большим зеркалом и еще что-то сделала с юбкой — наверное, что-то волшебное, потому что юбка теперь казалась целой — а потом нагнулась и поцеловала Чарлза. — Если выберусь — принесу тебе счастье! — сказала она, надела нарядные туфли и пошла через садик к калитке, изо всех сил стараясь не хромать. У калитки она обернулась, махнула рукой и улыбнулась Чарлзу.

На этом кончалась та часть истории, которая Чарлзу нравилась. Именно поэтому он добавил "но недолго”.  С тех пор он ведьму не видел и не знал, что с ней было дальше. Братишке он велел никому не говорить о ней ни слова — Грэм послушался, потому что он всегда делал то, что велел Чарлз — и стал ждать от нее весточки или хоть каких-то признаков везения. Ни того, ни другого он не дождался…

Узнать, что же случилось с ведьмой, было совершенно невозможно, потому что с тех пор, как сожгли того, первого колдуна, приняли новые законы. Публично больше не сжигали. Казнили теперь только за стенами тюрем, а по радио просто говорили: "Сегодня в Хэллоуэйской тюрьме сожжены две ведьмы”. Каждый раз, услышав такое объявление, Чарлз думал, что это была его ведьма. И тогда внутри начинало тупо и гадко болеть. Он вспоминал, как она его поцеловала — а ведь если тебя поцелует ведьма, то сам станешь колдуном.

Ждать везения он скоро бросил. Если судить по количеству свалившегося на него невезения, ведьму схватили, едва она шагнула за калитку. Ведь тупая гадкая боль после каждого объявления не давала ему слушаться родителей. На все их требования он отвечал только взглядами.  И каждый раз, когда глядел,  он понимал, что родители считают его плохим, непослушным и вредным. Они не понимали его взгляд так, как поняла его ведьма. А поскольку маленький Грэм повторял все, что делал Чарлз, очень скоро родители решили, что Чарлз проблемный ребенок и сбивает Грэма с пути истинного. И они устроили Чарлза в Ларвуд-Хаус, потому что это было совсем близко от дома.

"Шахматы”  означали "невезение”. Чарлз, как и весь второй "игрек”, видел, что мистер Крестли нашел записку. Он не знал, что там написано, но, поймав взгляд мистера Крестли, сразу понял, что дело пахнет невезением.

Мистер Крестли еще не решил, что же ему делать с запиской. Если это правда, то в школу вот-вот нагрянут инквизиторы! Даже подумать об этом было страшно... Мистер Крестли со вздохом сунул записку в карман.

— Хорошо, — сказал он. — Закройте дневники и стройтесь на урок музыки.

Второй "игрек” поплелся в актовый зал, а мистер Крестли заторопился в учительскую — вдруг кто — нибудь даст дельный совет, как поступить с запиской?

Ему повезло: в учительской была мисс Ходж. Как верно подметили Тереза Муллетт и Эстель Грин, мистер Крестли был влюблен в мисс Ходж. Но, разумеется, он никогда и ничем этого не выдавал. Вероятно, во всей школе об этой страшной тайне не подозревала только сама мисс Ходж. Мисс Ходж была маленькая и аккуратненькая, она носила аккуратненькие серенькие блузки и юбки, а прическа у нее была даже аккуратней и прилизанней, чем у Терезы Муллетт. Мисс Ходж раскладывала книги на столе в аккуратненькие стопочки и не прервала этого занятия, пока мистер Крестли срывающимся голосом не рассказал ей про записку. Тогда мисс Ходж удостоила записку беглого взгляда.

— Нет, не знаю, кто это написал. — Она качнула головой и снова взялась за книги.

— Но что же мне делать? — взмолился мистер Крестли. — Даже если это правда, сколько же злобы в этом ребенке! А вдруг это действительно так? Вдруг кто-то из них... — На него было больно смотреть. Ему страшно хотелось, чтобы мисс Ходж хотя бы голову подняла, но ведь слова вроде "колдун” или "ведьма” при дамах не произносят! — Не хочу произносить это слово при даме...

— Меня с детства приучили с состраданием относиться к ведьмам и колдунам, — ровным тоном заметила мисс Ходж.

— О, и меня тоже! Нас всех так воспитали, — поспешно оправдался мистер Крестли, — просто я не знаю, как поступить...

Мисс Ходж подравняла очередную стопку.

— Скорее всего, это просто глупая шутка, — сказала она. — Не обращайте внимания. Разве вам не пора на урок в четвертом "икс”?

— Да-да, пора, — с побитым видом согласился мистер Крестли. Пришлось ему поспешить прочь, а мисс Ходж так ни разу и не взглянула на него.

Мисс Ходж старательно выравнивала стопку книг, пока не удостоверилась, что мистер Крестли наконец ушел. Тогда она пригладила и без того гладкую прическу и устремилась наверх — искать мистера Уэнтворта.

Мистер Уэнтворт был завуч и поэтому располагал кабинетом, в котором одиноко сражался с расписанием и прочими поручениями, поступавшими от мисс Кэдвалладер. Когда мисс Ходж постучала в дверь, мистер Уэнтворт бился над особенно заковыристой задачей. В школьном оркестре семьдесят человек, из них пятьдесят поют в школьном хоре, а из пятидесяти двадцать занимаются в театральной студии. Тридцать мальчиков-оркестрантов числятся в разных футбольных командах, а двадцать девочек состоят в школьной хоккейной сборной. Примерно треть из них играет еще и в баскетбол. Все волейболисты занимаются в театральной студии. Спрашивается: как составить расписание работы секций и кружков так, чтобы не получилось, что всем придется быть в трех местах одновременно? Мистер Уэнтворт отчаянно скреб оставшуюся на затылке шевелюру.

— Войдите, — буркнул он, увидел раскрасневшуюся, сияющую, взволнованную мисс Ходж и понял, что сил на разговоры с ней у него решительно нет.

— Сколько злобы в ребенке! И как только такое возможно? — донесся до него голос мисс Ходж. — Но я, кажется, знаю, как разоблачить писавшего! — Теперь голос звучал бодро и радостно. — Это кто-то из второго "игрек”! Может быть, мы подумаем над этим вместе, мистер Уэнтворт? — Она призывно склонила головку к плечу.

Мистер Уэнтворт никак не мог понять, о чем это она. Он снова поскреб шевелюру и уставился на посетительницу. Судя по всему, речь идет о какой-то интриге, которую следует подавить в зародыше.

— Анонимные записки часто пишут просто для того, чтобы почувствовать собственную значимость, — отважился он на эксперимент. — Не стоит принимать их всерьез.

— Но у меня прекрасный план! — запротестовала мисс Ходж. — Только послушайте...

"Ну вот, подавление не состоялось…” — огорчился мистер Уэнтворт.

— Нет-нет, — поморщился он. — Ладно, что там было, в этой записке? Слово в слово.

Мисс Ходж немедленно приняла вид потрясенный и шокированный.

— Это ужасно! — Она перешла на театральный шепот. — Там сказано, что во втором "игрек” есть колдун!

Мистер Уэнтворт в очередной раз убедился в силе собственной интуиции.

— Ну, что я говорил? — сказал он с облегчением. — На подобные выходки, мисс Ходж, не стоит обращать никакого внимания.

— Но ведь у кого-то во втором "игрек” обнаружились нездоровые наклонности! — прошептала мисс Ходж.

Мистер Уэнтворт мысленно перебрал в голове тех, кто учится во втором "игрек”, в том числе собственного сына Брайана.

— Да там у всех нездоровые наклонности, — вяло буркнул он. — Или они повзрослеют, или к шестому классу все поголовно оседлают метлы.

Мисс Ходж отшатнулась. Подобная грубость изрядно ее покоробила. Однако она нашла в себе силы рассмеяться. Само собой, она прекрасно понимает, что это шутка.

— Забудьте, — устало отмахнулся мистер Уэнтворт. — Забудьте, мисс Ходж. — Ну вот, наконец-то можно спокойно заняться расписанием...

Мисс Ходж вернулась к аккуратненьким стопочкам книг, но дух ее не был сломлен — во всяком случае, не настолько, насколько полагал мистер Уэнтворт. Ведь мистер Уэнтворт пошутил с ней! Раньше он так никогда не поступал. Это достижение! Ни Тереза Муллетт, ни Эстель Грин не подозревали, что мисс Ходж хочет выйти замуж за мистера Уэнтворта. Мистер Уэнтворт был вдовец. А когда мисс Кэдвалладер удалится на покой, мистер Уэнтворт наверняка станет директором Ларвуд-Хаус. Это вполне устраивало мисс Ходж — ведь ей надо было содержать старенького папу. Ради этого она была готова смириться и с лысиной, и с вечно озабоченным видом, и с неловкими манерами… Смущало мисс Ходж лишь то, что, смирившись с мистером Уэнтвортом — придется мириться и с Брайаном. При мысли о Брайане Уэнтворте гладкий лобик мисс Ходж прорезала морщинка. Несомненно, этот мальчик заслуживает того, как к нему относится остальной второй "игрек”. Ну ничего. В конце концов, переведем его в другую школу!

Между тем на уроке музыки мистер Брубек вызвал Брайана и велел ему петь соло. Второй "игрек” с трудом продирался сквозь гимн "Словно птицы лесные порою ночной”. Завывали дети так, словно это был похоронный марш.

— Лучше уж ночью в лесу, чем тут! — шепнула Эстелъ Грин своей подружке Карен Григг.

Потом все запели "Что за чудо — кукабарра!”. Даже из этой развеселой песенки второй "игрек” умудрился сделать панихиду…

— Что такое "кукабарра”? — шепотом спросила Карен.

— Тоже птица такая, — ответила Эстель. — Австралийская.

— Это никуда не годится! — разбушевался мистер Брубек. — Ну что вы как простуженные петухи? Один Брайан поет хоть сколько-нибудь пристойно!

— Одни птицы на уме! — хихикнула Эстель.

А Саймон Силверсон, который искренне и твердо верил, что на всем белом свете лишь он сам достоин похвалы, смерил Брайана презрительным взглядом.

Мистер Брубек был так увлечен своим делом, что вздорные идеи второго "игрек” совершенно его не волновали.

— "Поведай мне, кукушечка...”, — возвестил он. — Брайан, спой эту песню перед классом.

Эстелъ снова хихикнула. Опять птицы! Тереза тоже хихикнула, потому что ей всегда было ужасно смешно, когда кого-то вызывали к доске. Брайан поднялся и раскрыл песенник. Вообще-то смутить его было нелегко, но тут, вместо того чтобы петь, он прочел первые строчки — так, словно глазам своим не верил.

— "Кукушка — пташка вещая, кукует поутру. Поведай мне, кукушечка, когда же я умру...” — Сэр, а почему мы все про птиц да про птиц? — невинно спросил он.

Чарлз подумал, что Брайан поступил очень умно — учитывая взгляд, которым его наградил Саймон Силверсон.

Но Брайану это не помогло. Никто в классе его не любил. Девочки почти в один голос возмущенно фыркнули: "Брайан!”. Саймон сказал то же самое, но язвительно.

— Тихо! — рявкнул мистер Брубек. — Брайан, иди сюда и пой! — Он ожесточенно ударил по клавишам рояля.

Брайан застыл с песенником в руках, явно не зная, что делать. Если он не будет петь — не миновать ему нагоняя от мистера Брубека. А если будет — его точно отметелят одноклассники… Пока Брайан медлил, колдун, затаившийся в рядах второго "игрек”, взял дело в свои руки: высокое окно с треском распахнулось и в актовый зал хлынул целый поток птиц! По большей части птицы были самые обыкновенные — воробьи, скворцы, голуби, дрозды. Они кругами летали по залу, роняли перья и гадили на мебель. Однако среди них мелькали две странные взъерошенные твари с огромными клювами — они все время жутко хохотали на разные голоса, и нечто красно-желтое, орущее "Ку-ку!!!” — несомненно, попугай.

К счастью, мистер Брубек решил, что окно распахнул ветер. Остаток урока все выгоняли птиц наружу. К тому времени хохочущие птицы с большими клювами уже исчезли: должно быть, колдун решил, что это слишком. Но все во втором "игрек” их точно видели!

— Если это снова произойдет, — важно заявил Саймон, — нам следует собраться вместе и...

Услышав это, Нирупам Сингх обернулся, отмахиваясь от хлопающих крыльев и падающих перьев, и спросил:

— А откуда ты знаешь, что все это не объясняется исключительно естественными причинами?

Саймон этого не знал — и счел за лучшее замолкнуть.

К концу урока выгнать удалось всех птиц, кроме попугая. Попугай уселся на карниз высоко под потолком, где его было не достать, и орал оттуда свое "Ку-ку!”. Мистер Брубек выставил второй "игрек” в коридор и позвал сторожа, чтобы добраться до зловредной птицы. Чарлз вместе со всеми потащился прочь, от души надеясь, что шахматам, которые он предсказал в дневнике, конец. Он ошибался. Это было только начало.

Когда сторож, ворча, пришел со своей болонкой, чтобы выгнать попугая — птицы уже и след простыл…

Глава вторая

На следующий день мисс Ходж решительно взялась за разоблачение автора записки.

За всю школьную жизнь Нэн Пилигрим и Чарлза Моргана более кошмарного дня еще не выпадало. Утро Чарлза началось как обычно, а Нэн опоздала к завтраку — у нее порвался шнурок. За опоздание она получила выволочку дважды — от мистера Тауэрса и еще от дежурного! Свободное место оказалось только за столом, за которым сидели одни мальчишки. Нэн пробралась к столу, багровая от смущения. Все гренки уже съели — остался всего один ломтик. Когда Нэн села, Саймон схватил последний гренок. — Не везет тебе, толстуха! С дальнего конца стола на Нэн глядел Чарлз Морган. Он хотел посмотреть на нее с сочувствием, но получился, как всегда, холодный двуствольный прицел… Нэн притворилась, будто ничего не заметила, и принялась, не поднимая глаз, жевать мокрый бледный омлет...

На уроках Нэн обнаружила, что Тереза и ее компания увлечены новой модой. Ничего хорошего это не сулило. Заводя новую моду, Терезины подружки выпендривались больше обычного — даже сегодня, когда все затевалось, конечно, только для того, чтобы не думать про птиц и колдунов. Новой модой было вязанье из беленького пушистенького мохера. Чтобы не запачкать, вязанье надо было заворачивать в полотенце. В классе стоял ровный гул: "Накид, две лицевые, две изнаночные...”

Ближе к полудню дела приняли совсем скверный оборот. Был урок физкультуры.

В Ларвуд-Хаус физкультура, как и дневники, полагалась каждый день. Второй "игрек” объединили со вторыми "икс” и "зет” — и мальчики пошли бегать на стадион, а девочки отправились в гимнастический зал. Там висели канаты.

Тереза, Эстель и прочие, радостно заверещав, с омерзительной легкостью полезли на канаты. Нэн попыталась укрыться у шведской стенки. Сердце у нее так и ухнуло в кроссовки. Это даже хуже прыжков через коня. Нэн попросту не могла лазить по канату. У нее, наверное, от рождения не было нужных мускулов.

А поскольку такой уж был день, мисс Филлипс тут же заметила Нэн:

— Давай-ка, Нэн, ты еще не пробовала. Тереза, Делия, Эстель! Слезайте поживее, дайте Нэн тоже забраться по канату!

Тереза и прочие с готовностью слезли — они прекрасно знали, что сейчас будет.

Нэн увидела, какие у них лица, и скрипнула зубами. Нет уж, на этот раз она все сделает как надо. Она залезет под самый потолок, и нечего Терезе так скалиться! И тут ей показалось, что до канатов идти едва ли не километр. Нэн почувствовала, что ноги у нее в широченных физкультурных штанах стали толстыми-претолстыми и лиловыми-прелиловыми, а руки обмякли, как вареные сосиски. Когда она наконец добралась до каната, оказалось, что узел на конце болтается у нее где-то над головой. А ведь надо было как-то умудриться встать на узел!

Нэн толстыми вялыми руками ухватилась за канат и подпрыгнула. В результате узел больно ударил ее в грудь, а ноги сорвались — и снова оказались на полу. Терезина компания обрадованно захихикала. Только этого еще не хватало! Им было смешно! Все даже хуже прежнего! Нэн почувствовала, что не может даже ноги от пола оторвать! Она снова ухватилась за канат и опять подпрыгнула. Еще раз. Еще…. Она прыгала и прыгала, подскакивая и шлепаясь, словно пухлый кенгуру, узел бил ее в грудь, а ноги больно стукались об пол. Хихиканье стало явственней — и в конце концов все громко расхохотались. И вот наконец, когда Нэн была уже совсем готова сдаться, она нащупала узел, перехватила веревку и повисла на канате — раскачиваясь, как ленивец, задыхаясь и обливаясь потом. Руки у нее быстро совсем онемели. Это был просто ужас! И надо еще лезть по канату! Может, лучше отпустить канат, рухнуть на пол и сломать себе шею?

Мисс Филлипс стояла рядом: — Ну давай, Нэн. Вставай на узел!

Нечеловеческим усилием Нэн удалось выпрямиться. Она плавно описывала в воздухе круги, а мисс Филлипс, лицо которой находилось вровень с дрожащими коленями Нэн, в сотый раз ласково и терпеливо объясняла, как залезать по канату.

Нэн стиснула зубы. Надо залезть. У всех получается — значит, в принципе это возможно. Нэн закрыла глаза, чтобы не видеть усмешек одноклассниц, и стала делать все так, как говорила мисс Филлипс. Она крепко и надежно ухватилась за канат над головой. Осторожно пропустила канат между ступнями. Глаз не открывала, подтянулась на руках. Решительно подобрала ноги. Снова ухватилась за канат. Снова подтянулась — это стоило ей неимоверного напряжения. Получается! Получается!!! Наверное, дело в том, что надо хорошенько зажмуриться? Нэн хваталась и подтягивалась, чувствуя, как ее тело легко взбирается к потолку — все как у других девочек.

Но хихиканье вокруг почему-то перешло в гогот, а гогот — в стоны, вопли и вообще всяческие выражения бурной радости. Нэн удивленно открыла глаза. У ее колен кипело море красных хохочущих лиц. Из глаз у них текли слезы, кто-то согнулся пополам в безудержном веселье. Даже мисс Филлипс тихонько похрюкивала, прикусив губу. Ничего удивительного — Нэн взглянула вниз и обнаружила, что кроссовки у нее покоятся на нижнем конце каната — после всех усилий она по — прежнему стояла на узле.

Нэн попробовала рассмеяться тоже — конечно, это все страшно забавно... Но почему-то ей было совсем не весело. Единственное утешение — другие девочки теперь тоже не смогут залезть по канату, так они ослабели от смеха.

Между тем мальчики бегали кругами по стадиону. На них были коротенькие голубые шорты для бега, а из-под шиповок разлетались брызги росы. По школьным правилам бегать можно было только в шиповках. Мелькающие усталые ноги делились на группки. Впереди бежали быстрые мускулистые ноги, принадлежавшие Саймону Силверсону и его приятелям, а также Брайану Уэнтворту. Несмотря на короткие ножки, Брайан был очень хорошим бегуном. Брайан предусмотрительно старался держаться позади Саймона, но то и дело острая радость движения одолевала его и он забегал вперед. Тогда приспешники Саймона отпихивали его назад — ведь все знали, что право быть первым принадлежит исключительно Саймону.

Ноги, бежавшие вслед за этой группой, были не так впечатляющи — и двигались без всякого энтузиазма. Это были ноги Дэна Смита и его компании. Все они вполне могли обогнать Саймона Силверсона, но берегли силы для более важных дел. Они не спеша рысили вперед, болтая на бегу. Сегодня они то и дело разражались хохотом.

За ними бежали самые разные ноги: ноги сизые, толстые, гипсово-белые, начисто лишенные мускулов — и массивные смуглые ноги Нирупама Сингха, казалось, слишком тяжелые для такого костлявого тела. Этой группе было не до разговоров. Лица выражали разную степень отчаяния.

Самая последняя пара ног, безнадежно отставшая от остальных, принадлежала Чарлзу Моргану. Ноги Чарлза были ничем не хуже прочих, только на нем были обычные школьные туфли, совершенно мокрые. Чарлз всегда бежал последним. Он так решил. Он давно обнаружил, что, если думать о чем-то важном, то можно бежать очень медленно, зато сколь угодно долго — и думать в свое удовольствие. Прерывали его только тогда, когда все прочие догоняли его сзади и несколько секунд вокруг него раздавались топот и пыхтение, или когда рядом оказывался мистер Тауэрс, доверху застегнутый в теплую спортивную куртку, и начинал зачем-то подбадривать и поощрять Чарлза….

Так что Чарлз трусил себе и думал. Он целиком отдался ненависти к Ларвуд-Хаус: ненавидел дорожку под ногами, дрожащую осеннюю листву, с которой на него капало, белые стойки футбольных ворот и аккуратные сосенки вдоль увенчанной шипами стены. Повернув и увидев школьные здания, Чарлз перенес свою ненависть на них. (Здания были из мрачного багрового кирпича – он всегда считал, что, если человек удавится, у него лицо становится такого цвета.) Чарлз подумал о длинных коридорах, выкрашенных мерзкой зеленой краской, о вечно холодных батареях, о бурых классах, заиндевелых спальнях и запахе школьной еды — и достиг едва ли не апогея ненависти. А потом взглянул на мелькающие впереди ноги и понял, что людей ненавидит больше всего….

И тут он обнаружил, что опять вспоминает того сожженного колдуна. Воспоминание, как всегда, прокралось в его мысли непрошеным гостем. Только сегодня было еще хуже, чем обычно. Чарлзу вспомнились детали, которых он раньше не заме

Источник: http://bookvip.at.ua/knigi1/vedminanedelya.rar